Примером такой политики может служить «оптимизаторская трагедия» уникального Всероссийского историко-этнографического музея в Торжке, о которой мы недавно узнали. Возопил о себе пока только Торжок, остальные провинциальные города помалкивают, надеясь, что их как-нибудь минует чаша сия. В слове «оптимизация» есть что-то новоязовское - не от слова «Язов», конечно, а от слова «язык». Из контекста статьи Ульяны Кулицкой видно, что это скорее «утилизация» - от слова «утиль». В утиль будут сданы музеи, которые не приносят государству видимого блеску, не служат ничьей сиюминутной славе, но тихо и спокойно живут на нищенские средства, мня себя носителями культуры на местах.

Совсем недавно правительство России обсуждало представленную министром культуры программу развития этой самой культуры. Свои проекты есть у Минэкономразвития и у других ведомств – от МЧС до Минобороны. Говорят и о такой программе развития культуры, согласно которой, многим театрам и музеям будет предложено перейти на самоокупаемость. Если это случится так, то множество провинциальных музеев просто закроется, потому что сами они окупить своё существование не смогут.

При этом музей – это место, куда приходят люди что-то узнать, о чем-то поговорить, и обрести свою культурную память и самоидентификацию. При всей моей нелюбви к интеллектуальным бестселлерам, даже герои «Тайного меридиана», придя в музей, получают жизненно важную информацию, которая находится в крайней близости к жизни и смерти. Если сегодня нас призывают к немедленной актуализации собственных корней, то сделать это мы можем прежде всего в музее, например, покопавшись в архиве. Совершенно понятно, что вовсе не в каждой семье родственник представлен в Эрмитаже, Русском музее или Оружейной палате. Есть очень много людей, которые несмотря ни на что жили семьями и многими поколениями в маленьких городах, и следы этих поколений остались именно в музеях этих городов. Куда пойдут за памятью эти люди, если музеи будут закрыты?

Музей – это зарплата сотрудникам, музей – это поддержание здания в порядке, постоянное обновление, хоть какое-нибудь, витрин, стендов, оборудования, и это, естественно, пополнение фондов. Причем, в принципе, в провинции очень часто это обновление происходит за счет дарителей, которые всю жизнь собирали какую-нибудь коллекцию, а потом захотели, чтобы эту коллекцию увидели потомки. По сведениям Веры Калмыковой, поэта, искусствоведа и музеолога, много лет проработавшей в московских и провинциальных музеях, в Краеведческом музее Павловского Посада одна из экспозиций – это коллекция плакатов послереволюционных лет, предоставленная братьями Марковыми. А коллекция шалей Владимира Федоровича Шишенина потянула вообще на целый Музей Платка, который там создан недавно. В городе Талице, Тюменской области, есть замечательный музей разведчика Кузнецова, куда я с удовольствием привёл бы своих детей и внуков – но только когда они вырастут. Пока им ещё рано. Я бы не хотел, чтобы все эти музеи закрылись.